Как до Жирафа 2. Сафари на невесту  - Маргарита Ардо

– А будешь на меня кричать, я… я…

– Опять сбежишь? – сдвинул брови он.

– Нет, спою!

Теперь его брови взлетели вверх.

– Зачем?

– Затем, что бокалы треснут. Если в полный голос. А сейчас так ещё и окна! Потому что я нервная… Я его жду, а он не звонил! Он вообще неизвестно куда пропал, а я скучала! Я уехала, потому что ты меня обидел! Сильно обидел! А я всё равно тебя жду, ждала, и всем сказала, что жду! Что я выхожу за тебя замуж и мне никто не нужен! – я задыхалась от возмущения.

Андрей неловко улыбнулся и подошёл ко мне.

– Правда?

– Да, – буркнула я и поджала губы.

– Тогда не пой, – ещё шире улыбнулся он и потянулся обнимать.

Я обхватила себя руками и отстранилась.

– Эй, – позвал царевич. – Ромашка, ты опять обиделась?

– Да.

– Ну прости, это всё сицилийская кровь. Я просто легко вскипаю. Я холерик.

– А я грузинка, чтоб ты знал! – гордо вскинула я голову. – И интеллигентный человек! И потому я… я… – к глазам подступали слёзы и трудно было не расплакаться. Ну, какой из меня царь Тамар? Когда я, как та Таня, утопившая в речке мячик, и красноречивая, словно Герасим с Муму. Ни высказаться гордо не умею, ни постоять за себя, хотя… бабушка говорила «надо». Если она может, почему я не могу? В конце концов, у нас одинаковые гены, так что я должна, должна попробовать. И я всё-таки выдавила из себя, почти не дрожа: – Я не приемлю крики. Для меня совершенно неприемлемо, чтобы на меня повышали голос! И не уважали! А ревность – это неуважение… Это моё условие, иначе… я не выйду за тебя замуж!

Андрей опешил.

– Как не выйдешь?

– Ни за тебя, ни за кого! Я вообще замуж не выйду! Вот! Если на меня кричать…

– А если не кричать?

– Тогда подумаю.

– Но я же сицилиец.

– А я грузинка.

– Наполовину.

– Ты тоже.

Андрей склонил голову и навис надо мной, снова улыбаясь, и вдруг в кармане его брюк звякнул телефон. Он достал его и посмотрел недоумённо.

– Тут тоже написано, что ты не выйдешь за меня замуж. Идеальная синхронизация…

Ромашка снова меня удивила. Она даже была не ромашкой сейчас, а, пожалуй, гортензией. Понятия не имею, как этот цветок выглядит, но по названию – очень подходяще. Гордая, оскорблённая и по-новому, опять чертовски красива! До потери слов. И вдруг смска от неё же. Магия какая-то! Прочитал и опешил:

Э-э-э…

У меня случился когнитивный диссонанс. Я проморгался и посмотрел на экран снова. Потом на Катю. Телефона у неё в руках не было. И даже в пределах досягаемости. Она стояла, смотрела на меня своими огромными глазищами, готовая то ли расплакаться, то ли врезать мне по лицу. Но абсолютно точно не была безразличной! Её возбуждённая грудь под прозрачной тканью вздымалась, приковывая взгляд, и всё прочее настолько соблазнительно просвечивалось, что у меня в голове исчезли любые мысли, кроме одной. И нашего разговора она мало касалась.

Стоп! – Я встряхнул головой, стараясь не смотреть ниже её подбородка, а то не смогу думать. Кажется, сейчас как никогда пора включить мозг! Разобраться, что за ерунда вообще происходит?!

И вдруг до меня дошло: да это же новые козни родственничков! Цветы эти и прочая лабудень – тоже наверняка, чтобы мы поссорились, если я приеду. Ух, сволочи продуманные! Ну ничего, я вам покажу! Вы ещё с Гринальди не встречались!

– Тут тоже написано, что ты не выйдешь за меня замуж. Идеальная синхронизация… А где твой телефон? – спросил я.

– Кажется, потеряла. – Она, похоже, ничего не поняла.

Ладно, с этим разберёмся вторым пунктом.

– Ясно. Так я и думал. Не суть. Катя… – Я подошёл ближе, выдохнув пар. Чудом из ушей не пошёл. Заставил себя улыбнуться. – Катюша, есть прекрасная новость!

– Какая? – Она смотрела, не моргая.

Не врезала. Уже хлеб.

– На вторую половину мы оба с тобой русские, – я шагнул почти вплотную. – А это значит, что наверняка договоримся и уравновесим наши горячие корни. Всё будет хорошо!

То, что моя мама русская однажды решив, что папа идёт на свидание к другой, спалила его новые брюки с криками, каким бы шаман вуду позавидовал, я рассказывать не буду. Кстати, как потом оказалось, мама была права в своих подозрениях – отец закрутил тогда с секретаршей.

– Ты, – Катины распахнутые ресницы дрогнули, как бархатные крылья бабочек, – ты хотел, чтобы я что-то от тебя требовала. Ты даже настаивал на этом… Так вот. Я т-требую уважения!

Её подбородок дрожал, да и вся она была, как тростинка…

Мда, требования ей сложно давались. Их суть была для меня новинкой: я думал, дамы всегда должны требовать денег, шубы, кабриолеты, чтобы муж водил по ресторанам, особняк построил, Париж в отпуск, цветы к ногам и бриллианты к завтраку, а уважение… Хм, какой-то новый челлендж[9]…

– Я же сказал, что люблю, значит, уважаю, – глухо ответил я.

– Иногда это не равнозначно. И я так не смогу, – Катя сглотнула и поправила съехавший с плеча пеньюар. – М-моё условие: ты не должен повышать на меня голос.

Я растерялся. Что за вздор?! Она сама только что почти кричала. Я поджал губы.

– Да ведь так не бывает, Кать! У нас в семье…

– То, что происходит в вашей семье, для меня неприемлемо, прости, – срывающимся голосом произнесла она. – На самом деле, я считаю, это варварство и дикость – так разговаривать друг с другом. В моей семье такого никогда не было. Это плохо, это стыдно! И ты говорил, что не кричишь на Марусю.

– Но я же могу сорваться! Я не робот! И я привык.

– Нет, – она мотнула головой, опустила глаза, затеребила край пеньюара. – И ещё. Если я стану твоей женой, значит, я тоже автоматически становлюсь родителем Машеньке.

– Но… – я нахмурился, – её родную мать куда деть? Предлагаешь пристроить под машину или что с ней делать?

– Нет! – Катя обиженно выпрямилась. Отвернулась, ушла в другой край комнаты, вернулась и подняла на меня глаза: – Я не об этом! Я признаю, что допустила ошибку, я никогда больше не буду оспаривать твоих решений при девочке. Прости меня, пожалуйста. Я была не права! Бабушка Алико сказала, что потом за закрытыми дверьми я могу с тобой дискутировать, но не при ребёнке. И я с ней согласна.